2024 год: Выборы президентов России, Украины, США и Олимпиада в Париже

Мир сейчас столкнулся с уникальным по своей форме кризисом, когда большое количество проблем наслаиваются друг на друга, заявил в интервью Die Zeit немецкий социолог Вильгельм Хайтмайер. В результате люди, а также политические институты начинают утрачивать контроль над ситуацией. В Германии это привело к общественному расколу, так как всё больше людей винят в происходящем либерально-демократический строй и тяготеют к позициям правых сил, объясняет эксперт.

AP

Мир сейчас переживает так называемый кумулятивный системный кризис, когда мы сталкиваемся с эффектом наслоения различных проблем, объяснил в интервью Die Zeit Вильгельм Хайтмайер, известный немецкий социолог и основатель Института междисциплинарного изучения конфликтов и насилия. И по своей форме этот кризис уникален, добавил эксперт. Раньше на Западе происходили только секторальные кризисы, к которым можно, к примеру, отнести террористическую атаку на башни-близнецы в Нью-Йорке в 2011 году, финансовый кризис или миграционный кризис. Дело в том, что от них пострадали только определённые части общества, так что у властей оставались политические инструменты для их урегулирования. Первым же системным кризисом стала пандемия коронавируса, затронувшая целые социумы.

Для кумулятивного системного кризиса характерна практически полная утрата контроля, причём не только на индивидуальном уровне, но и на уровне институтов, а также правительств. Политические инструменты уже не работают. Такие кризисы затрагивают самые важные сферы жизни человека, пояснил Хайтмайер: «Это приводит к очень опасной ситуации, потому что люди видят, что утрачивают влияние на свою жизнь». При этом желание контролировать реальность — естественная потребность человека. Никто не хочет просто становиться игрушкой судьбы. И чем меньше возможностей для контроля, тем явственее перед индивидуумом проступают общественные противоречия и неопределённости, считает социолог: «Политический вопрос заключается в том, смогут ли люди долгое время такое выносить и захотят ли вообще. В любом случае такие ситуации предоставляют новые возможности для партий, которые обещают восстановить контроль с помощью авторитарной политики».
 
Люди начинают массово выходить на протесты, продолжает Хайтмайер. При этом как раз бедные люди в них не участвуют. Повседневная жизнь для них и так слишком утомительна, и у них нет ни времени, ни сил на демонстрации. Но многим, кто выходит сейчас на улицы, тоже есть что терять. И не важно, что им не так тяжело, как, предположим, украинцам, подчёркивает эксперт: «Это как со страхом: если кто-то говорит, что он боится, то не имеет значения, обоснован ли этот страх. Чувство есть, а вместе с ним и полный букет последствий для политической атмосферы».
 
К тому же на Украине из-за угрозы уничтожения возникло «коллективное сознание», а в Германии последние десятилетия проходили исключительно процессы индивидуализации. И можно сколько угодно говорить с высоких трибун об «общественном единстве», но откуда ему возникнуть, если граждане обеспокоены своим личным материальным благополучием и утратой социального статуса.
 
Солидарность же возникает только в определённых группах населения, которые обособляются от остальных. Выражение это находит отражение в политике идентичности, которую проводят праворадикальные партии, продолжает Хайтмайер. «Немцы на первом месте» — звучат лозунги «Альтернативы для Германии», обещающей вернуть контроль. Более того, в нынешнем конфликте речь уже больше не идёт о необходимости достичь взаимопонимания в рамках общественной дискуссии, перераспределить блага или немного улучшить повседневную жизнь. В нём всё сильнее доминирует риторика: «Мы или они». Такой тип конфликта особенно привлекателен для тех, кто настроен авторитарно, и он очень опасен, потому что группам населения и политическим элитам всё труднее находить общий язык.
 
Дальнейшее развитие ситуации может привести к возникновению непрерывной спирали политического обострения, предостерегает социолог. И в Германии этот процесс уже проявляется в том, что, к примеру, в земле Саксония применение насилия со стороны правых уже стало нормой и их даже относят к центристским силам. При этом появились более агрессивные движения, например «Свободные саксонцы», «Третий путь» и партия «Новая сила». В отличие от них даже «Альтернатива для Германии» всё таки пытается встроиться в существующую политическую систему. Дело в том, что эта партия придерживается «долговременной стратегии культурной гегемонии», которая в результате должна привести к возникновению авторитарного общества, объяснил Хайтмайер.
 
При этом многие люди в стране сейчас обижены и разочарованы до такой степени, что деньгами их уже не задобрить, продолжает социолог. С момента объединения Германии им казалось, что их не замечают. Во время протестов движения PEGIDA (Патриоты Европы против исламизации Запада. — ИноТВ) в 2014 году они присоединились к демонстрациям, при этом не особо даже вслушивались в лозунги. Главным для них было, что их замечают, считает эксперт: «И, если сейчас к ним кто-то придёт с чемоданом, набитым деньгами, они подумают, что их лояльность пытаются купить».
 
Многих немцев сейчас волнует исключительно вопрос материального выживания, а это означает, что обществу грозит социальная и культурная дезинтеграция, убеждён Хайтмайер. Для открытого общества это «роковой сигнал», ведь возникает неравенство, а оно уничтожает социум. Опросы показывают, что многие люди в восточной и западной частях Германии начинают сомневаться в либеральной демократии. Они винят систему в том, что она лишает их контроля над собственной жизнью. «И сейчас важно, чтобы те, кто этого не делает, кто верит в плюрализм и демократию, для начала сами добились внутренней уравновешенности и развили в себе выдержку в конфликтных ситуациях. Для этого важно, чтобы демократические игроки сами не отказывались жить при демократии. И мы не должны терять убеждённости в том, насколько это открытое общество важное и ценное. Формула «Зло нужно пресекать на корню» давно устарела. Сегодня нужно говорить: «Необходимо пресекать нормализацию зла», — заключает социолог.